Оптимальные сроки
Сроки для первой и второй операций были разными. Пять лет назад мне сделали кесарево на 40-й неделе, а в этот раз на 39-й. По протоколу. Второе кесарево делают раньше из-за рубца на матке, а 39-й недели ждут, чтобы ребеночек полностью созрел. Как сказала мой врач, дети, рожденные раньше, медленнее адаптируются к воздушной среде. А у меня еще был огромный живот, и малыш по предварительным подсчетам весил 4600.
Перед первым кесаревым меня положили в роддом за неделю до операции. Все семь дней нельзя было выйти на улицу и увидеться с близкими. Причем показаний к строгому постельному режиму не было. Неделя бессмысленного заточения вылилась в истеричные звонки мужу и подружкам. Утешать меня нужно было с утра до вечера, без перерыва на обед. А в качестве моральной компенсации за мои страдания я требовала провезти контрабандой торт «Киевский» и бутылку тархуна, но никто из близких так на это и не отважился.
Перед вторым кесаревым меня положили в роддом за два дня до операции. Отбыть двое суток в безвылазном режиме было проще, но пришлось пожалеть, что на дворе май. В строгом уставе отделения патологии, который меня заставила прочитать медсестра на посту, было написано, что только летом разрешаются прогулки и свидания под открытым небом. Я попробовала пару раз урезонить своего врача, но бюрократический барьер оказался слишком высок. На этом мои попытки к бегству закончились.
День икс
Настроиться на вторую операцию было сложнее. В голове пульсировали воспоминания о гематоме. Укол в позвоночник меня не пугал, это действительно почти не больно. А уже через 10 минут на свет появился мой второй сын.
Помню, старшего мне принесли уже чистенького, мирно спящего, туго запеленатого в одеяльце. «Пирожок!» — почему-то пронеслось в моей голове. Я еще плохо осознавала, что это мой малыш, просто смотрела на него молча, пока медсестра не пристыдила: «Ну ты хоть поцелуй его, что ли!» Я быстро очнулась и как по команде чмокнула своего пирожка в мягкую пышную щечку. Обнять его не получилось, потому что обе руки были раскинуты в стороны и из каждой торчало по катетеру. К груди его прикладывать никто не собирался, поэтому первая наша встреча продлилась полминуты.
Младшего мне показали два раза. Сначала сразу после того, как его достали из живота. Его крохотное личико было сморщено, глазки закрыты, а ротик красноречиво, но пока еще скромно просил молочка. Я уже знала, что до моей груди он доберется не скоро: на меня надели монолитную накидку с тесемками за шеей. Утешала только одна мысль: в соседней с родблоком комнате нашего малыша ждал папа. Пока мне накладывали швы, они были вместе. А вот присутствовать при родах мужу не позволили.